Белый отряд - Страница 71

— А кто вон те рыцари?

— Все они англичане, некоторые из них — придворные, другие, подобно вам, являются командирами отдельных отрядов. Среди них лорд Невилл, сэр Стефен Коссингтон, сэр Мэтью Горней, сэр Уолтер Хьюетт, сэр Томас Ванастер и сэр Томас Фелтон, брат старшего советника. Заметьте себе хорошенько человека с крупным носом и льняной бородой, он как раз положил руку на плечо смуглого суроволицего рыцаря в кафтане с пятнами ржавчины.

— Клянусь апостолом, — заметил сэр Найджел, — у обоих следы от лат на кафтанах. Мне кажется, эти люди лучше себя чувствуют в военном лагере, чем при дворе.

— Для многих из нас это так, Найджел, — заметил Чандос, — и мне кажется, первый из них — сам глава этого двора. Один из тех двух — сэр Хью Калверли, другой — сэр Роберт Ноллз.

Сэр Найджел и сэр Оливер вытягивали шеи, чтобы разглядеть получше прославленных воинов. Один — замечательный вождь добровольческих отрядов, другой благодаря своим высоким доблестям и энергии поднялся из самых низов и был признан армией вторым после самого Чандоса.

— В бою у сэра Роберта тяжелая рука, да, тяжелая, — сказал Чандос. — Если он проходит через какую-нибудь страну, это чувствуется еще несколько лет спустя. Дом, от которого остались только два щипца без стен и без крыши, на севере до сих пор называют «митрою Ноллза».

— Я не раз слышал о нем, — сказал сэр Найджел, — и надеялся, что мне выпадет высокая честь действовать вместе с ним. Но слушайте, сэр Джон, что случилось с Принцем?

Пока Чандос и оба рыцаря беседовали, в зал непрерывным потоком входили желавшие получить аудиенцию: авантюристы стремились запродать свой меч, купцы жаловались на какие-то обиды — для перевозки войска было задержано судно или отряд терпевших жажду лучников выбил дно у бочки со сладким вином… Принц в нескольких словах решал каждое дело, а если жалобщик был не удовлетворен его приговором, Принц быстрым взглядом темных глаз отдавал ему приказ удалиться, и недовольство мигом улетучивалось. Молодой правитель сидел задумавшись на своем табурете, а два монарха, словно куклы, восседали за его спиной; но вдруг по его лицу скользнула темная тень, он вскочил на ноги в одном из тех приступов ярости, которые являлись единственным изъяном в его благородном и великодушном характере.

— Ну как же, дон Мартин де ла Kappa? — воскликнул он. — Как же теперь, милостивый государь? Какие вести вы принесли нам от нашего брата из Наварры?

Новое лицо, к которому был обращен этот короткий вопрос, оказался высоким, необычайно красивым рыцарем; его только что ввели в комнату. Смуглые щеки и волосы, как вороново крыло, свидетельствовали о том, что он с пламенного юга, а длинный черный плащ лежал на груди и плечах такими изящными складками, какие не были в моде ни у французов, ни у англичан.

Прежде чем ответить на вопрос Принца, он торжественной поступью, то и дело низко кланяясь, приблизился к помосту.

— Могущественный и прославленный государь. — начал он. — Карл, король Наваррский, герцог Эвре, граф Шампанский, подписывающийся также верховным правителем Беарна, посылает свою любовь и приветствия своему дорогому кузену Эдуарду, принцу Уэльскому, правителю Аквитании, главному командиру…

— Тьфу! Тьфу! Дон Мартин, — перебил его Принц, который нетерпеливо топал ногой во время этой торжественной преамбулы, — нам уже известны титулы и звания нашего кузена и, разумеется, наши собственные. К делу, и сразу! Открыты ли для нас проходы, или ваш государь изменил своему слову, данному мне в Либурне только что, во время ярмарки на Михайлов день?

— Было бы очень худо, сир, если бы мой достойный государь, сир, отступился от данного обещания. Он всего-навсего просит о некоторой отсрочке, о дополнительных условиях и о заложниках…

— Условия! Заложники! Что он — обращается к наследнику английского престола или к городскому голове сдающегося города? Условия, говорите? Придется ему многое изменить в своих собственных условиях, и скоро. Значит, проходы для нас закрыты?

— Да нет, сир…

— Значит, открыты?

— Да нет, сир, если бы только вы…

— Довольно, довольно, дон Мартин, — заявил Принц. — Очень печальное зрелище, когда такой вот истинный рыцарь, как вы, а ходатайствует в столь вероломном деле. Мы осведомлены о поступках нашего кузена Карла. Мы знаем, что если он правой рукой берет наши пятьдесят тысяч крон, чтобы держать проходы открытыми, то протягивает левую Генриху Трастамарскому или королю Франции, готовый взять столько же, чтобы их держать закрытыми. Знаю я нашего доброго Карла и клянусь моим небесным наставником, святым исповедником Эдуардом, Карл скоро поймет, что я вижу его насквозь. Он предоставляет свое королевство любому наддатчику, подобно некоторым пролазам-коновалам, продающим лошадь, зараженную сапом. Он…

— Милорд! — воскликнул дон Мартин. — Я не могу стоять здесь и слушать такие слова про моего государя. Если б их произнесли другие уста, я знал бы, чем на них ответить.

Дон Педро насупился и скривил губы, но Принц улыбнулся и кивнул, соглашаясь.

— Ваше поведение и ваши слова, дон Мартин, именно таковы, каких я и ждал от вас, — заметил он. — Вы скажете королю, своему повелителю, что деньги ему заплатили, и если он сдержит свое обещание, я даю слово, что никакого ущерба не будет причинено ни его подданным, ни их домам, ни их имуществу. Но если он нам откажет в разрешении, я тоже без разрешения буду следовать по пятам за этим посланием, и при мне будет ключ, который отомкнет все, что будет заперто.

Принц смолк и что-то шепнул сэру Ноллзу и сэру Хью Калверли, а они заулыбались, очень довольные, и поспешили прочь из комнаты.