Притершись с обеих сторон и положив весла вдоль бортов, чтобы они не переломились, пираты с ужасающим воем и криками хлынули, как поток, на беззащитное торговое судно.
Но еще яростнее и пронзительнее завопили они, когда из безмолвной тени фальшбортов вдруг поднялись длинные шеренги английских лучников и стрелы, свистя, смертельной тучей врезались в не ожидавшую этого толпу на палубах пиратских судов. С более высоких частей корабля лучники стреляли прямо вниз, в ряды врагов, стоявших так близко, что стрела могла пробить кольчугу или щит из твердого дерева, будь он хоть толщиной в дюйм. На миг Аллейн увидел, что корму галеаса покрыли бегущие, машущие руками люди с перепуганными лицами, а в следующее мгновение это было уже кровавое месиво, трупы лежали грудами, живые прятались за убитых, ища защиты от внезапно обрушившегося на них вихря смерти. Матросы, которых выбрал для этой задачи сэр Найджел, закинули якоря за борта галеасов, и, таким образом, все три судна, сцепленные между собой железной силой, грузно двигались вперед по морским валам.
И теперь вспыхнул отчаянный и смертельный бой, один из тысячи подобных же боев, которые не описаны ни одним историком и не воспеты ни одним поэтом. В течение ряда веков во всех этих южных водах безымянные люди сражались в безымянных местах, и их единственным памятником становилась безопасность побережий и неразграбленные селения.
Лучникам постепенно удалось очистить палубы галеасов, но с обоих пиратских судов разбойники ринулись на шкафут английского судна, где матросы и часть лучников терпели неудачу и смешались со своими врагами настолько, что товарищи не могли стрелять, чтобы защитить их. Воцарился дикий хаос, в котором топоры и мечи поднимались и опускались, а англичане, нормандцы и итальянцы скользили и спотыкались, сражаясь на палубе, заваленной трупами и ослизлой от крови. Удары, вопли раненных, короткие решительные возгласы британцев и яростное гиканье разбойников сливались в оглушительный шум, а бурное дыхание людей поднималось в зимний воздух, словно смрад раскаленной печи. Великан Черная Голова, высившийся над своими сотоварищами и одетый с головы до ног в непроницаемые латы, повел свою команду, размахивая огромной дубиной, которой он повергал на палубу любого приближавшегося к нему человека. На другой стороне Борода-лопатой, по росту гном, но широкоплечий и необычайно длиннорукий, почти пробился к мачте. Находившиеся между этими двумя грозными противниками моряки оказались постепенно настолько прижатыми друг к другу, что уже стояли спина к спине у основания мачты, а разбойники с обеих сторон нападали на них.
Но тут подоспела помощь. Сэр Оливер Баттестхорн со своими ратниками спустился с полубака, а сэр Найджел и три его оруженосца. Черный Саймон, Эйлвард, Хордл Джон, и еще десятка два воинов поспешили на выручку с кормы и ринулись в самую гущу боя. Аллейн, выполняя свою обязанность, не спускал глаз со своего рыцаря и продвигался вперед, следуя за ним по пятам. Много слышал он рассказов об искусстве и ловкости, с какими сэр Найджел владеет всеми видами рыцарского оружия, но все это было ничто в сравнении с быстротой и хладнокровием, какими на самом деле обладал этот человек. Казалось, в нем сидит сам дьявол: то он был здесь, то там, то колол, то рубил, подставлял щит под удары, отбивал их клинком, нагибался, уклоняясь от топора, перепрыгивал через конец меча, и все с такой сумасбродной стремительностью, что противник, вознамерившийся нанести ему удар, не успевал этого сделать, ибо рыцарь уже оказывался в шести шагах от него. Три пирата пали от его руки, и он ранил Бороду-лопатой в шею, когда великан нормандец прыгнул на него сбоку, желая сокрушить его своей смертоносной дубиной; сэр Найджел нагнулся, чтобы избежать удара, и в ту же секунду увернулся от выпада генуэзца, но его нога поскользнулась в луже крови, и он тяжело упал наземь. Аллейн бросился навстречу нормандцу, однако тот выбил у него дубиной меч из рук, и от второго удара мощного оружия юноша тоже упал. Не успел, однако, вожак пиратов нанести третий удар, как Хордл Джон железной рукой стиснул его кисть, и разбойник вдруг почувствовал себя во власти человека более сильного, чем он сам. Яростно пытался великан вырвать руку с дубиной, но Хордл Джон медленно стал заводить эту руку ему за спину, пока с резким треском, точно сломавшаяся палка, эта рука вяло не повисла и дубина не вывалилась из обессилевших пальцев. Напрасно старался он поднять дубину другой рукой. Противник все ниже и ниже гнул его назад, и наконец с ревом бешенства и боли нормандец растянулся во весь рост вдоль борта, а вспышка ножа у самого забрала предупредила его, что расправа будет быстрой, если он хоть пошевельнется.
Потеряв своего вожака, напуганные и ошеломленные нормандцы отступили и через фальшборты бежали к себе на галеас, спрыгивая сразу десятками на его палубу. Но якорь все еще удерживал судно своими когтями, и сэр Оливер с пятьюдесятью людьми преследовал их. Снова очистилось место, и лучники могли опять взяться за свои луки, а с рея английского корабля полетели огромные камни и с грохотом и треском начали падать посреди убегающих разбойников. То там, то здесь они с яростными криками и проклятиями ныряли под парус, приседали, забивались в угол, словно кролики, когда на них охотятся хорьки, — так же беспомощно и без надежды на спасение. Это были суровые дни, и если честный солдат, слишком бедный для уплаты выкупа, не мог надеяться, что его пощадят на поле боя, то какой жалости могли ожидать пираты, эти враги человеческого рода, застигнутые на месте преступления, когда доказательства их злодеяний еще покачивались на нок-реях!